Родина Богов - Страница 40

– Добро, тому и быть... На острове в Арварском море живет отшельница Вящеслава, —

Даждьбог заворчал по-стариковски. – Объявила себя богиней... Вот как встану – призову, и будет ей...

– Слышал о ней от волхвов. Но ведь она стара и бесплодна!

– У Вящеславы есть дочь, именем Краснозора. Так и ту вздумали укрыть от меня!.. Да так укрыли, что ни оком, ни слухом найти не могу. Добро, Космомысла пошли на ромеев, а сам поди, отыщи ее и возьми за сына.

– Как же я отыщу, коли ты, небесный владыка, не можешь ни узреть, ни услышать, где ее спрятали?

– Не могу, ибо на земле я ныне, – опять заворчал Даждьбог. – Не видно мне ничего, хоть и на горе лежу. Минет срок, поднимусь на небо и в миг един найду. Не сдобровать Вящеславе... Только уж за твоего сына не отдам. Поспеешь сыскать – получишь бессмертную невестку и внуков. А нет, так и суда нет. Ступай!

8

Одни народы считали вместилищем мира мертвых недра земли, другие – небеса и даже морские глубины, но по Преданию арваров он существовал там же, где мир живых, только в ином пространстве, окруженном непроницаемой и незримой оболочкой, называемой обло или предел. В Былые времена, когда человек по собственной охоте обрывал свою вечную жизнь, его воля вновь обращалась в сгусток огня и, выделившись из тела, бесследно и легко входила в запредельный мир. Для этого требовалось лишь состояние свободного полета, потому вечные арвары и бросались со скал в море. Только для одного Раса и его потомков, которым не досталось бессмертия, повсюду был открыт вход в мир мертвых, откуда они могли возвращаться, когда захотят. Однако после кары богов, гибели Арвара и переселения вместе с божественным устройством мира и утратой бессмертия, люди были настолько удручены новым положением, что все, стар и мал, стремились на тот свет, ибо земной стал немил. Поэтому между пространствами живых и мертвых боги возвели такой предел, что пройти сквозь него можно было лишь с пламенем погребального костра. Испепеляющий огонь не только высвобождал волю из тела – прожигал для нее ход в иной мир и на обло оставалась незаживающая рана.

Согласно преданию Былое время и бессмертие арваров восстановится, когда вся полунощная земля покроется курганами, то есть мертвых станет во много раз больше, чем живых, и обло превратится в одну сплошную рану.

Каждый раз, проникая в запредельное пространство, калики не знали, откроется ли обратный путь, однако чем отчаяннее они прорывались на тот свет, тем больше оставалось надежды на возвращение. В Былые времена они могли находиться здесь бесконечно долго, а поскольку их земная жизнь на том свете замирала, то снова явившись на землю, они оставались в тех же годах – этим и достигалось бессмертие расов.

Едва калики сняли одежды и, подрагивая от знобящего страха, вошли в зыбкое пространство и пробрались сквозь обло, как серый зимний свет превратился в желтоватый, мерцающий, ибо всему миру мертвых светило не солнце, а Полунощная звезда. И все было так, как на земле – те же лесистые холмы и синие горы, реки, вытекающие из болот, озера с темной водой, и даже чайки кричали вдоль морского берега. Только здесь не существовало времени, а значит, и времен года, дня и ночи и еще не было воздуха, и потому ветра, дождя, снега; зато повсюду здесь росла трава забвения – трава, дым которой ублажал богов, однако росла она желтой, ибо в мире мертвых стояла вечная золотистая осень – пора зрелости и сбора урожая.

Живые расы, появившись на том свете, принесли с собой легкий сквозняк, земные краски и запахи, будоражащие вечный покой усопших. Сразу же возникло незримое движение, послышался громкий шепот:

– Кто-то вошел в наш мир!

И в тот час перед глазами расов расцвел разноцветный букет парящих в невесомости сгустков огня, внутри которых были замкнуты золотистые, алые, малиновые и розовые пчелы – все, что оставалось от человека после смерти. Каждый живущий ощущал этот огонь в солнечном сплетении и пока там жужжала пчела, продолжался дар божий – земная жизнь. Если же воля, спустившись по Млечному пути, не находила младенца в чреве матери и оказывалась лишней на этом свете, то уже не могла вернуться назад и взрывалась, обращаясь в свет, а забывчивые люди в страхе говорили – шаровая молния! Не ведая того, что это и есть воплощение воли и что на их глазах перестал существовать целый мир.

В ином же, безвоздушном мире пчелы летали, куда им вздумается, хаотично и бесконечно, источая радужное свечение, и казалось, весь тот свет состоит из одного гигантского пчелиного роя, собравшегося покинуть свой улей. В ином мире не сущестовало ни родовых, ни семейных отличий, впрочем, как и разделения по полу, росту или сроку смерти, и потому рядом с огненной пчелой великана-руса могла быть воля дружинника-сканда, с арвагом соседствовал рос, прежде живущий с лова, или умерший недавно рус-мореход – иной мир обезличивал каждого, сюда пришедшего, и только боги знали, кто есть кто. В мире мертвых они были одинаковы и по величине, и по сути, но дарованная богом еще не родившемуся младенцу, всякая воля росла вместе с ним, и вместе с ним сообразно наполнялось силой, иногда и в малом теле обращаясь в великую.

Трудно было отыскать кого-либо в этом безликом мире, однако единственное, что оставалось от прошедшей земной жизни, было имя, которое всякий обитатель того света носил до тех пор, пока Даждьбог не призовет к себе и не отправит по Млечному пути кому-то из зачатых младенцев. Поэтому весь иной мир жил в постоянном ожидании, когда наступит этот счастливый миг, и всех каликов, снующих туда-сюда, здесь встречали с радостью: коль они есть еще на белом свете, значит, мир земной существует и не придется вечно прозябать в запредельном пространстве.