Родина Богов - Страница 54

Когда же спустили хорс на воду, Горислав, и вовсе расщедрившись, привез к причалу сорок больших бочек драгоценной живицы – живой и мертвой.

– Возьми, брат, – сказал и пожелал по обычаю. – Пусть же в корабле только плещется, да гонит его по волнам и не застывает в камень яр-тар.

– Много мне сорок бочек, – ничего не подозревая, молвил Космомысл. – В пору весь свет по кругу пройти!

– А корабль у тебя исполинский! – засмеялся поддюжник. – Да и путь впереди неведомый и нелегкий!

Залил Космомысл живицу в корабль, загрузили припасами и пошел к брату за поручным походным колоколом – знаком власти над корабельной ватагой. Горислав же свел его в глубокое подземелье, где глух был Кладовест к человеческому слову.

– Все ли дал тебе, брат?

– С лихвой снарядил. Осталась толика малая – корабельный колокол.

– Получишь колокол. Но только если слово дашь – назад не возвращаться, покуда отец наш не уйдет в мир иной.

– Ты что же, брат, прогоняешь меня? – изумившись, спросил исполин.

– Не прогоняю, а удаляю до срока, – ответил он, будто государь.

– В чем же я провинился перед тобой, Горислав? Или думаешь, отцу поведаю, как ты обезножить меня вздумал? Коль сразу не сказал, так ныне уж не скажу.

– Да сего я не боюсь. Поделом тебе было ослабленным жить, чтоб не ходил за море и не возил воронье на нашу землю. Понадобится, сам отцу признаюсь.

– За что же гонишь?

– Не лежать двум медведям в одной берлоге.

– Я не ищу власти и не стану тебе преградой ко княжению! Мне след невесту искать...

– Вот и ступай ищи! Изберут меня государем, назад приму.

– Трудно будет мне на чужбине, и чтоб вернуться, я должен отцовской смерти ждать. А это все одно, что солнце похоронить...

– Найдешь себе поленицу и живи с ней, где хочешь, только вне арварских пределов. хорс я тебе снарядил, самых верных варягов собрал и колокол дам взамен на слово.

Пригорюнился Космомысл: супротив воли брата пойти – не даст знака власти, а без него не сладить с вольной варяжской ватагой, не пойдет она в опасный океан. Послушаться – обратного пути домой не будет, скитать придется по чужим землям. И так и сяк думал, но все мысли сходились, что все равно надобно плыть в океан и искать остров Молчания, где живет Краснозора, а потом будь что будет!

– Даю слово, – сказал. – Ибо нет у меня иного пути.

– Добро, вот тебе колокол! – обрадовался поддюжник. – Да спеши, не то настигнет в море

Студень, не видать тебе ныне океана. А там невеста ждет, бессмертная поленица!

Взял исполин колокол, повесил его на носу хорса и ударил трижды. В тот час же вскинулись и наполнились солнечным ветром белые паруса, расправился образ лучистого Хорса, взор коего устремился вдаль и потянул за собой корабль. Родной берег стал отдаляться вместе с крепостными стенами городов вдоль моря и скоро вытянулся в долгую нитку, после чего покрылся туманом и, когда превратился в окоем, Космомысл вытер слезы, выдутые ветром, и встал к рулю.

Море для руса было не менее родным, чем суша, но если осваивая после перселения новые места, они строили земные пути, расставляя на их перекрестках камни с надписями, прочесть которые могли только варяжские путники, то на бесконечных водных равнинных пространствах не было зримых дорог, путеводных вешек, затесей, камней и прочих указателей. Однако при этом всякий рус, появившийся на свет в варяжских пределах под звездным полунощным небом, от рождения знал земные и морские пути, и в какие бы неведомые края он ни плыл, всегда знал дорогу домой. Многие любопытные варяги, надолго оставив земные дела, отправлялись в самое заманчивое плавание вокруг света, не имея никакой корысти, а только для того, чтобы позреть иные материки и острова. Уходя за солнцем на запад, они возвращались с востока, и не было в этом ничего удивительного, ибо все варяжские народы обладали возможностью позреть на Землю с той высоты, с какой взирает на нее бог Ра. Происходило это в момент рождения и младенческий крик означал крик восторженного страха, ибо никогда более в жизни его воля не поднималась так высоко. За несколько минут новорожденный озирал все земли, моря и океаны, и его еще не замутненное, чистое сознание навечно запечатлевало увиденное. Этот взор сверху назывался Зрак, и варяг, испытавший, познавший его, уже более никогда не мог заплутать на суше и на море, так что куда бы он потом ни пошел, ни поехал и ни поплыл, всегда знал, где находится. Если же младенец рождался молча и его воля не вздымалась к звездам, то возмужав, не ведающий Зрака, варяг мог ходить лишь по земным проторенным и речным путям, более смерти опасаясь безбрежного морского пространства. Поэтому среди полунощных народов, ждущих Варяжа, были морские, речные и сухопутные, соответственно селившиеся у морей, рек и в глубине материка.

Космомысл родился морским варягом, и потому плавание для него было естественным состоянием, и напротив, он неприютно чувствовал себя, когда под ногами оказывалась непоколебимая твердь. Вел он хорс в океан Варяжским морем, заботясь лишь о том, чтоб не потерять дыхания бога Хорса, чтобы наполнены были паруса солнечным ветром. Он мысленно видел куда ему плыть, к тому же дорога была изведана: этим путем в Полунощное море исполин ходил в покоренные земли терминов и бритов, чтоб сразиться с ромейским императором. Если всмотреться в воду, так следы его кораблей еще не разошлись, не стерлись зыбью и шорох парусов не развеялся и не смешался с криком чаек. В предзимье на море судов было больше, чем в благодатную летнюю пору, ибо все прибрежные жители стремились запастись рыбой, а купцы разных стран – завезти свои товары по морскому пути из греков в варяги и обратно. И все признавали богатырский хорс, ибо о Космомысле, одолевшем Вария, далеко неслась слава, всякий встречный-поперечный, завидя корабль исполина, по размерам втрое больший, чем обычный, благодарно замедлял ход, приспуская паруса, дабы не коснуться и не изрочить его пути.