Дедом отважных и храбрых герминонов или арминонов, как их называли русы, был бог войны Сканда, а отцом – его сын, рожденный безутешной богиней любви Камой, по имени Армии, хотя ромеи называли его Марс. Когда Армии вырос, то отправился искать отца, намереваясь соединить его с матерью, и долго бродил по свету, окликая по имени. Но отыскав его на Белых Горах, увидел, что Сканда давно утешился войнами и своим творением – ожившими каменными витязями и ничуть не унывал от разлуки с возлюбленной. Он уже давно женился на богине воздуха Вате и родил трех сыновей-демонов: Тора, Одина и Локи, которые отнеслись к старшему брату презрительно. Армии стал корить отца, что тот забыл Каму, которая и доныне льет слезы, ожидая бога войны, и сказал, дескать, ступай немедля на Урал и приведи ее. Сканде было хорошо со своими дружинами, да и решил он на сей раз не ссориться с богами, не послушал сына и прогнал за море. Тогда Армии отправился на Родину Богов, высватал там Денницу, богиню утренней зари, и от них пошел весь род герминонов или арминонов, как звучало на арварском наречии.
Космомысл вошел в горло пролива и увидел, что по правому берегу идет к нему конная дружина скандов в полторы сотни всадников. Ромеи боялись скандов и редко подходили к их землям, поэтому исполин согласился взять конницу, однако и с такими силами было нелегко справиться с супостатом. Тогда Космомысл спустил паруса, прошел немного по стрежню (в проливе в эту пору было попутное течение), выбрал место и вытащил хорс на скандский берег – будто на зимовку встал. С помощью того же сердца варяги довольно легко поднимали корабли, раскачивая их руками: повинуясь толчкам внутреннего двигателя, судно такими же толчками само выползало на отмель, а спуск его и вовсе был минутным делом.
Прослышав о том, что хорс исполина уже на суше, а сам он беспечно воздает жертвы богам, ромеи тайно пристали к тому же берегу, сошли со своих кораблей и пешими двинулись, ибо нельзя было скоро подняться против стрежня. Космомысл послал им навстречу конницу, чтоб отвлечь, сам же быстро спустил хорс на воду, пошел и спалил все ромейские суда, после чего беспрепятственно уплыл в Полунощное море. А скандская конница внезапно напала на ромеев и те, опасаясь принять бой в чужих землях с воинственными каменными воинами, бежали к своим кораблям, но обнаружили одни обгоревшие остовы. Многие из них разбежались и попрятались в прибрежных лесах, а многие потонули, в отчаянии бросаясь в ледяную воду.
За землею бритов исполина настиг суровый месяц Студень и путь в Великий океан закрылся: из Арвагского моря полунощным ветром несло скрытый под водой лед, а то целые ледяные поля и горы, сквозь которые не смог бы пройти даже ледовый хорс. Кое-как пробившись к необитаемому, а значит, безопасному острову, Космомысл отыскал подходящий залив и встал на зимовку. Перед ним лежал океан, на просторах коего был заветный и незнаемый остров Молчания, однако он ничего не ощущал, кроме чувства мести ромеям да щемящей тоски по родному дому, куда теперь не мог вернуться. Не радовала его и будущая жена – неведомая поленица, и даже то, что дети его станут бессмертными, ибо вечная жизнь для смертного невообразима и потому непонятна. Все это, напротив, печалило Космомысла и он нашел бы много хитростей, чтоб избежать женитьбы, тем паче, изгнанный братом и лишенный обратного пути, но нельзя было нарушить волю отца, которая у арваров считалась выше, чем воля богов.
Он и не собирался идти против его воли, но вздумал прежде отомстить ромеям: после того, как море освободится от льдов, пойти назад и, тайно обратившись к скандским князьям, взять у них дружину и собрать герминонов, что сидят по лесам. Ромеи были уверены, что эти два народа никогда не смогут объединить свои силы против них, ибо разделяя варваров, они постоянно натравливали их друг на друга, а герминонов и вовсе раскололи на левобережных, которые служат императору, и вольных правобережных, вынудив воевать между собой. Поэтому появление союзной дружины под предводительством уже известного ромеям Космомысла привело бы их в оцепенение, так знакомое по прежнему походу. А тем временем, затворив устье Рейна, исполин намеревался пожечь ромейские корабли, еще стоящие на зимовке у берегов, поразить наемников-бритов, охраняющих границы – лимесы левого берега, и тогда откроется путь к слабозащищенной столице провинции, где находится наместник.
Задумав такую месть, Космомысл с нетерпением ждал срока, когда стрибожий внук, полуденный ветер, нагонит теплые волны океана и разобьет льды, чтоб отправиться к берегам скандов. Чем ближе подступала весна, тем более лишался он покоя и сон потерял, ибо едва смыкал веки на ложе в корабельном укрытии, как слышался ему трепет вороньих крыльев, а если все-таки засыпал, то в тот же час пробуждался от крика мерзкой птицы. Однако сколь не искал по затаенным углам корабля, сколь не ловчился скараулить, нет вороны – должно быть, призрак ее на хорсе остался, вот и искушает дух.
Исполненный местью, он забыл о родимом пятне Земли, на котором жила его не высватанная невеста, но однажды в солнечный приметный день, когда наступает поворот от зимы к весне, он прилег на сухую проталину и наконец-то уснул, согретый первым теплом. Лишь во сне притупилось чувство мести за союзников-герминонов, ворона не каркала и не била крылом над ухом.
И по солнечным же лучам опустилось на него незнаемое, чарующее видение. Будто шел он ясным, летним днем берегом океана и увидел огромную перламутровую раковину, створка которой была чуть приоткрыта. Из любопытства он заглянул внутрь, нет ли там жемчужины, но раковина распахнулась и перед ним явилась обнаженная дева-поленица с мечом в руках. Она возникла так неожиданно и была так прекрасна, что исполин в первый миг утратил дар речи, а замкнутая в огненный шар пчела в солнечном сплетении сначала забилась о стенки, зазвенела в отчаянии и ужалила в сердце.