Родина Богов - Страница 59

– Да скорей надо идти, государь! Наших братьев зорят! Огни горят по паросью!

Но Князь и Закон даже поводом не шевельнул, ибо глух был в тот час к ярости витязей, объятый тяжкими думами. Давно ли Горислав сокрушил обрище, давно ли порубил его головы, а вот опять отросли да такой силой исполнились безокие, что уж не взирают на гневную арварскую силу. Можно взять ее в круг, соединившись с дружиной росов, вытравить из темных лесов да вязких болот, согнать на чисто поле да приступить со всех сторон, чтоб обры сами себя передавили, вознесясь высоким курганом, как при государе Олеге, но надолго ли утвердится покой в арварских землях? Или, может, развернуть дружины рядами да пойти от полунощной стороны, дабы загнать чудовище в сухие полуденные пустыни, как сделал Князь и Закон русов, Рарог, коего и доныне вспоминают арвары? Три десятка лет тишина была и в парусье и в паросье, в иных городах крепостные стены да частоколы порушились – так привыкли к миру, поскольку обры, оказавшись в неведомых горячих песках, долго не могли найти дорог, ведущих в полунощные страны, и многие из них заплутали и сгинули, а то и вовсе остались жить в пустыне. Да ведь другие-то вернулись еще более свирепыми и пошел гулять огонь по украйнам, поскольку не могли жить ничем, кроме как набегами да грабежом. Был еще один государь, именем Сварун и по прозвищу Ступа, который пограничье рвами обнес, и доныне называемые заступами, непреодолимой для обров водой их заполнил, но скоро заболотились те рвы, заросли кочками, да и обретя бога, перестали безокие бояться воды.

Не было им удержу теперь ни на суше, ни на море, того и гляди, корабли научатся строить да купеческие суда грабить, кои ныне вольно ходят по полунощным морям. Никто из князей не придумал надежной защиты от порождения своего, и Сувор, двигаясь навстречу супостату, ничего такого измыслить не мог, что остановило бы его.

– Что с обрами станем делать, брат? – спросил он у Сивера. – Как проучим, чтоб неповадно было? Развернем полки да мечами назад в болота загоним? И, как всегда, кровью напоим своей, чтоб род их продлить? Или иначе мыслишь?

– Прежде сказал бы я, мечами проучим, да ныне не скажу, – проговорил Сивер. – Ныне у меня мысли худые, для гордых арваров непотребные, так я вовсе промолчу.

– А хочешь, скажу, что за думы терзают тебя?

– Знаешь, так говори, послушаю.

– Невесело думаешь ты, брат. Сколько тысяч лет мы говорим со своим греховным порождением речью оружия, наречием силы, а никто из сударей и государей не пробовал речью человеческой. Гордость не позволяет слова расточать перед безвольными выродками, недостойны они нашей благой воли.

Сивер лишь вздохнул тяжело.

– Достало бы мне воли, но не внемлют слову обры. Всякую речь принимают за слабость и еще пуще яряться. Но ты дозволь мне с головами их поговорить, с богодеями. Спрошу, что хотят они? А что богодеи хотят, то и обры.

– Ты же спрашивал у них на острове Вящеславы. Что тебе ответили?

– Не было там богодеев, а без них обры безумны и жаждут лишь пищи да крови для продления своего рода.

Князь и Закон долго молчал, то и дело сдерживая коня, после чего молвил грустно:

– Что ныне хотят богодеи, мне известно. И знаю я, отчего обры на росов напали, презрев нашу ярость.

– Отчего же, брат?

– Ромейский император отомстить нам решил. Это он наустил обрище через богодеев. Боюсь посылать, сгубят они тебя, брат, и кровь выпьют.

– Я и в молодости жизни не жалел, а ныне стар уже. Сгубят, так умру, как подобает и кровь свою прежде сам выпущу, чтоб обрам не досталась.

Подумал, подумал государь, и так молвил:

– Коль сходятся наши мысли, тому и быть. Возьми с собой сотню удальцов да ступай. Не выйдет договора с безокими, разверну полки и отомщу за тебя.

– Не возьму я дружины, – ответил Сивер. – С обрищем все одно не сладить, а дразнить его не хочу. Я сыновей возьму, в них моя сила.

– Станешь говорить с богодеями, посмотри, будет ли среди них один молодой, с головой, обритой наголо.

– Добро, посмотрю.

Обнялись они и разъехались в разные стороны. Сувор пошел на соединение с дружинами росов, дабы закрыть полунощную сторону от набега, а Сивер к полудню повернул, где обрище зорило паросье. День шел его следом, другой – повсюду вместо селений лишь головни дымятся, нивы черны, промыслы разбиты, а росы от мала до велика мертвые да растерзанные клыками упырей. Тяжко Сиверу было взирать на это, до зубовного скрежета противилась воля и гневом полнила разум, но терпел старый варяг и сыновей своих утешал. На третий день настиг обров у реки Шелонь, где они осадили каменный город Нерей, зашел от солнца и явился внезапно за спинами безоких.

Спохватилось обрище, развернулось, заиграло хвостом, чтоб ударить по малой ватаге, но Сивер вскинул руку и крикнул:

– Эй, богодеи! Говорить буду с вами!

Качнулась голова змея, приоткрылась зубастая пасть и высунулся оттуда язык – суть, один богодей в носилках, а остальных не видать.

– Говори, варвар!

– А вы на землю спуститесь да явитесь все передо мной! Не вижу я, с кем говорить!

– Выманить нас хочешь и убить? – засомневался богодей.

– Я пришел только с сыновьями против вашей силы, нечего вам бояться, – сказал Сивер и спешился. – А к вам один выйду, без оружия.

Замерло чудовище, только голова то вздуется, то опадет.

– Вели своей ватаге отойти на версту, – наконец ответил богодей. – А сам стой, где стоишь.

Ушли сыновья и встали на окоеме, а змей отворил пасть и обры вынесли оттуда носилки с богодеями и поставили их перед Сивером. Мало кто видывал этих проповедников, но по рассказам сведущих, они важны, горделивы, носят золоченые одежды, высокие шапки и почитают их обры, как богов, но тут узрел Сивер, что богодеи утлы, волосаты и обряжены все в черные саваны. Только один из них, бритый, выступил вперед и спросил: